У лифта в коридоре больницы - пустой кювез для новорожденных стоимостью как приличный автомобиль. Если проходящему мимо посетителю лечебного учреждения в силу хронической глупости или склонности к неконтролируемому вандализму придет в голову дернуть за свисающий шланг подачи кислорода или покрутить датчики, то кювез можно будет везти на помойку. В Уинской районной больнице Пермского края, построенной ЛУКОЙЛом за 300 миллионов рублей и напичканной высокотехнологичным оборудованием, за два года существования сменилось несколько главных врачей. Один из них проходил по уголовному делу за мошенничество, другой - Дмитрий Барановский - попытался начать лечить людей по правилам. Барановский продержался меньше полугода. За это время он нажил в Уинском и друзей, и врагов. Уже после увольнения организовал и провел в Уинском митинг за сохранение медицины. Вывел на главную площадь сотню человек. Нетипичный персонаж.

Больница с «приданым»

С безработным доктором-онкологом Дмитрием Барановским встречаемся в редакции. Он на день приехал в Москву встретиться с учредителями нового фонда Доктора Лизы, хочет заниматься паллиативной помощью. Барановскому 30 лет, выглядит лет на пять моложе, имиджево на начальника не тянет, на главного врача - тем более. У него теперь масса свободного времени - устроиться на работу в Перми ему за последние месяцы не удается.

Это странно, что в Перми не нужен доктор-онколог, проходивший ординатуру в онкоцентре им. Н.Н. Блохина на Каширке и поработавший там, автор 20 научных статей и монографий. Хотя если послушать доктора, то становится понятно, почему он не нужен.

«После учебы в Москве я вернулся в Пермь, здесь я родился, все близкие люди у меня в Перми. Отправил запрос в Министерство здравоохранения и мне сразу же предложили Уинскую районную больницу. Я сразу согласился. Когда ехал сюда, ожидал увидеть избушку на «курьих ножках», а увидел современную больницу на четыре с половиной тысячи квадратных метров, с новейшим оборудованием, с родильным отделением и хирургией с операционной эндоскопической стойкой за 15 миллионов. К этому прилагалась кредиторская задолженность на несколько миллионов, потому что оборудование простаивало, и больница ничего не зарабатывала. Рожать и оперировать, даже банальный аппендицит, отправляли в Кунгур, за сто километров от Уинского.

Жилья в Уинском мне не дали. Я в районной управе спросил, как быть. Мне ответили, что можно жить в больнице, а на большее рассчитывать не стоит. Поселился в пустующей палате гинекологического отделения, которое не работало - врача-гинеколога не было.

СПРАВКА «НОВОЙ

Уинский район входит в состав Пермского края России.

Районный центр - село Уинское - удален от города Перми на 174 км, от железнодорожной станции Чернушка - на 70 км, от железнодорожной станции Кунгур - на 100 км. Численность населения - 10 647 человек.

В первый день пошел осматривать больницу с предыдущим главврачом Гостюхиным. Он мне дела сдавал. Гостюхин уже был под следствием - его обвиняли в незаконном проведении конкурсов на закупку лекарств. В итоге суд присудил 200 тысяч штрафа и два года запрета на занятие руководящих должностей.

Ну вот ходим мы с Гостюхиным по больнице. На первом этаже стоит человек восточной наружности - какими-то пирожками торгует. Увидел меня, бросился навстречу и спрашивает: «А кому теперь платить?» Я не понял сначала: «У вас есть же договор на торговлю, вот по нему и платите». А он: «Да нет никакого договора, я всегда ему платил». И на Гостюхина показывает.

Позже ко мне пошли вереницей больные, которых, как оказалось, он «фильтровал» для дневного стационара за взятки. Они просто не понимали, как им теперь попасть в дневной стационар.

Еще бывший главный практиковал выписку премий сотрудникам больницы, а люди, когда эти премии получали, тихо несли ему наличными.

Самое страшное - все молчали и терпели. Лор-врач приходила ко мне и жаловалась, что Гостюхин требует с нее последний «взнос», и я как-то стал свидетелем такого звонка. Тут уже не выдержал, убедил ее, что без обращения в прокуратуру этот беспредел не закончится, и эта доктор написала заявление. И закрутилось.

Прокуратура потом выяснила, что Гостюхин для ремонта больнички в селе Суда сколотил бригаду из знакомых, получил деньги за работу, а ремонтом там и не пахло.

Дальше еще интересней. В первые дни стал знакомиться с коллективом, вызывал в кабинет и разговаривал. Дошла очередь до хирурга. Спрашиваю, что умеет оперировать. Она помялась и говорит: «Аппендицит могу». Через пару недель случился больной с аппендицитом. Ко мне прибегает старшая хирургическая сестра: «Вызывайте хирурга из Кунгура! Наша доктор оперировала аппендицит один раз, и то восемь часов. Больной чуть не помер». Доктора этого я вскоре отправил на стажировку в краевую больницу».

Оказалось, что в бухгалтерии штат в 180 человек обслуживало пять бухгалтеров и два экономиста с очень приличными зарплатами. А в краевой больнице на 1500 сотрудников работало 10 бухгалтеров. Главный бухгалтер к окладу в 30 тысяч получал еще столько же по дополнительному соглашению. Я спросил: «А какую дополнительную работу вы делаете?» В ответ получил молчание… и ликвидировал эту надбавку.

А зарплаты сотрудников? Одна педиатр со стажем получала по ведомости при полной загрузке 10 тысяч рублей, а другая - 80 тысяч. А у главного экономиста была еще и ставка дворника. Снег, это понятно, он не убирал…»

Барановский, получив в распоряжение очень специфическое наследство, решил выжать из имеющегося ресурса по-максимуму. В итоге у Уинской больницы появился слишком правильный главный врач.

ПЕРМСКАЯ МЕДИЦИНА В ЦИФРАХ И ФАКТАХ

Из краткой характеристики состояния системы здравоохранения на территории Уинского муниципального района по итогам 2016 года:

«В Уинском районе увеличился показатель общей смертности (в абсолютных цифрах со 164 до 192 человек). Естественный прирост населения вновь отрицательный. По итогам 2016 года в запущенных стадиях в 100% случаях регистрируется рак пищевода, легких, желудка. Увеличились запущенные случаи рака головы и шеи, прямой кишки…

Медицинский информационно-аналитический центр министерства здравоохранения Пермского края отправил по медицинским учреждениям письмо следующего содержания: «Уважаемые коллеги! Направляем вам для анализа терапевтических участков еженедельный мониторинг смертности и вызовов скорой медицинской помощи. Напоминаем, что на одном участке не должно быть превышения рекомендованного минздравом показателей, а именно: не более 1 умершего и не более 11 вызовов скорой медицинской помощи в неделю».

В марте 2016 года бизнесмен и общественник Евгений Фридман публично потребовал отставки вице-премьера и министра здравоохранения Ольги Ковтун - соратницы прежнего губернатора Виктора Басаргина. Ковтун в одночасье не продлила контракты с 35 главными врачами региональных больниц.

В мае прошлого года жители с. Березовка и Березовского района Пермского края обратились к журналистам и в инстанции с открытым письмом. Они протестовали против закрытия хирургического отделения в Центральной районной больнице, которое только совсем недавно открылось после ремонта.

Кому нужен Барановский

Дмитрий Барановский. Фото: ura.ru

Все последующие пять месяцев он пытался оптимизировать отведенный ему участок здравоохранения по двум фронтам. Вскоре станет очевидно - представления о доступной медпомощи у молодого доктора и пермского минздрава диаметрально противоположные.

Но он успел. Короткая дистанция - не повод отказываться от разбега.

Больница начала зарабатывать. Идеальная операционная с эндоскопической стойкой плюс приглашенные хирурги из Перми в итоге принесли около миллиона прибыли за десяток прооперированных грыж, холециститов, аппендицитов и геморроя. Стали принимать роды. Всего девять уинцев родилось на своей малой родине - все без осложнений.

За все пришлось биться. За роды - труднее всего.

«Я не мог понять, почему при наличии в штате двух акушерок возят рожениц за 100 километров. Если роды стремительные, то хорошая акушерка и без врача справится. В больнице есть неонатолог, реаниматолог, все, чтобы заинтубировать ребенка. Однажды привезли вечером по скорой женщину - вот-вот родит. Я вы­звал старшую акушерку. Она пришла в больницу и говорит: «Принимать роды не буду. Пусть ноги крестом ставит и везите в Кунгур». Я ей: «Она же по дороге умереть может!» Акушерка наотрез отказалась. Еле успели женщину довезти до Кунгура - в коридоре приемного покоя родила. Я после этого акушерку уволил».

Эти эпизоды, которые шокировали доктора-идеалиста, были здесь нормой. Не для всех - для приспособившегося большинства.

Оказалось, что больница - мини-версия Родины, покалеченная равнодушной и скудоумной властью. Вскоре доктору дали понять, что он здорово заблуждается насчет того, что ему сойдут с рук попытки навести порядок.

Из пермского минздрава позвонили и стали отчитывать: «Что вы себе позволяете? Роды?» Он на все отвечал: «В федеральном законе написано, что гражданин имеет право получать медпомощь где захочет - по месту проживания, учебы, работы».

Барановский апеллировал к правам больных. Это было самое необычное в его поведении и самое неудобное.

Отстаивание прав больных - это ведь не только доступная помощь, это еще и уважение к страданию. А значит, нужно делать все, чтобы пациент не был лишь единицей отчетности в документах для ОМС.

Доктор Барановский стал менять стиль работы. Он начал проводить обходы больных с лечащим врачом и другими специалистами - до него это в больничной жизни не практиковалось. Раз в неделю устраивал врачебные конференции, чтобы анализировать сложные случаи. Короче, испытывал коллектив на прочность и профпригодность.

Глухое противостояние началось, когда он попросил бухгалтерию дать сводку по всем зарплатам и начислениям. Главный бухгалтер тут же ушла в отпуск по уходу за ребенком, причем за внуком, а остальные пять бухгалтеров коллективно объяснили, что в ведомостях не разбираются и зарплату начислять не знают как…

Барановский попросил у пермского минздрава помощи, прислали двух экономистов. Те залезли в компьютер, покопались полдня и тихо уехали. По телефону сказали, что начисление зарплат велось по двойной схеме, не автоматизированно, и они в этом разобраться не в силах. Тогда доктор нашел консалтинговую компанию. Разбор завалов занял две недели. На эти две недели Барановский задержал зарплату.

И именно это стало поводом для того, чтобы ряд обиженных коллег написали на него заявление в прокуратуру.

А он в это время продолжал налаживать работу. Из соседнего села пригласил гинеколога вести прием по выходным. В первый же приемный день выстроилась немыслимая очередь. После доктор сказала: «Я никогда не видела столько запущенных случаев».

Отправил запрос в пермский минздрав на выдачу лицензии по онкологической деятельности, собирался вести прием как онколог. А выяснив, что больница живет практически без дежурного врача, взял на себя эти дежурства. Пятнадцать в месяц. Зарплата на круг - 50 тысяч рублей.

С такими темпами нововведений он мог вылететь из больницы еще раньше. Но до него дошло, что в медицинских кругах бродит сплетня, что он - племянник губернатора, поэтому трогать его опасаются.

«А что вы отвечали на вопрос о родстве?» - «А я уклонялся. Говорил, что предпочитаю не обсуждать это».

Спустя пять месяцев работы Баранов­ского вызвали в минздрав и без комментариев вручили приказ об увольнении. К этому времени подоспела проверка прокуратуры на заявление сотрудников больницы. Выявили следующие нарушения:

Прочитав результаты прокурорской проверки, лично я подумала, что если бы все главные врачи страны имели аналогичный вариант служебного компромата, то у нас был бы приближенный к стерильному административный ресурс.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

Дрова человека. Учителя в Кургане готовы к бунту: им обещают либо зарплату, либо топливо

«Где-то нас лечить надо?»

До Уинского, если ехать рейсовым автобусом, - четыре часа в один конец. Мы с доктором приезжаем из Перми в начале второго, в разгар рабочего дня. Но больница - самое новое и современное строение в Уинском - производит впечатление нежилой. В коридорах пусто и тихо. Идеальная чистота, светлая плитка на полу и двери в стерильные отделения на фотоэлементах. Бывшие коллеги здороваются с доктором через одного.

За время после увольнения Баранов­ского здесь произошло много чего: уволили исполняющего обязанности главного врача, который за короткий срок руководства успел выписать незаконно премии жене-рентгенологу, закрыть хирургическое, сократить койки и 36 сотрудников больницы.

Дмитрий Анатольевич решительно идет вверх. «Я хочу показать вам операционную». Через стеклянную стену видно, что вся аппаратура в операционной отключена, явно что-то уже вывезено. А в бывшей реанимации - склад медтехники. И оттого, что все стоит будто сваленная в кучу старая мебель - не укрытое пленкой, хаотично задвинутое по углам, - возникает ощущение, что все это современное оборудование уже никогда не заработает. Как и кювез, брошенный у лифта. Мы полчаса ходим по этажам. Из встреченных живых душ - несколько человек, ожидающих очереди в физио­кабинет на ингаляцию, этажом ниже - женщина у кабинета ЭКГ с мужской курткой на коленях.

Вера Николаевна Лобанова ждет мужа и рассказывает: «Больница эта хорошая. Вот у нас в Аспе (поселок в Уинском районе. - Н. Ч.) больницу сократили, я теперь сюда на такси мужа вожу, автобусы только два раза в неделю ездят. Муж у меня сердечник. Туда-сюда смотаться 400 рублей. Не накатаешься. Сегодня на попутных добирались. Надо чтобы были койки нас лечить. Где-то нас лечить надо?»

Следующие собеседники - дежурная бригада скорой помощи.

В разговор вступают не слишком охотно. «Да какая у нас экстренная помощь! Мы - перевозка. Если что - у нас одно слово для всех болезней: Кунгур. Беременных - в Кунгур на консультацию, ИБС (ишемическая болезнь сердца. - Н. Ч.) - на консультацию. И к хирургу везем, и на рентген. Травматолога у нас нет, кардиолог два раза в неделю по часу принимает, окулист тоже. Роды часто бывают. Но наши беременные привыкли, уже заранее сами все организуют. Сколько ехать? Если быстро - часа полтора. С ребенком несемся за час».

Главный врач Уинской больницы Вылегжанин работает месяц. У него огромный пустой кабинет без единой бумажки на столе.

Разговор с доктором получается короткий.

У вас очень пусто в больнице. Отчего так?

Народ всегда приходит утром. Около трехсот человек за день принимаем. Всех уже приняли.

А сколько отправляете в Кунгур?

Есть показания - отправляем, нет - не отправляем. Всю помощь оказываем согласно нормативам.

У вас очень современная больница. Какие у нее перспективы?

Хорошие. Эта больница будет жить и развиваться.

Уходим мы из больницы по пустому коридору. На первом этаже - ни души.

У лифта в коридоре больницы - пустой кювез для новорожденных стоимостью как приличный автомобиль. Если проходящему мимо посетителю лечебного учреждения в силу хронической глупости или склонности к неконтролируемому вандализму придет в голову дернуть за свисающий шланг подачи кислорода или покрутить датчики, то кювез можно будет везти на помойку. В Уинской районной больнице Пермского края, построенной ЛУКОЙЛом за 300 миллионов рублей и напичканной высокотехнологичным оборудованием, за два года существования сменилось несколько главных врачей. Один из них проходил по уголовному делу за мошенничество, другой - Дмитрий Барановский - попытался начать лечить людей по правилам. Барановский продержался меньше полугода. За это время он нажил в Уинском и друзей, и врагов. Уже после увольнения организовал и провел в Уинском митинг за сохранение медицины. Вывел на главную площадь сотню человек. Нетипичный персонаж.

Больница с «приданым»

С безработным доктором-онкологом Дмитрием Барановским встречаемся в редакции. Он на день приехал в Москву встретиться с учредителями нового фонда Доктора Лизы, хочет заниматься паллиативной помощью. Барановскому 30 лет, выглядит лет на пять моложе, имиджево на начальника не тянет, на главного врача — тем более. У него теперь масса свободного времени — устроиться на работу в Перми ему за последние месяцы не удается.

Это странно, что в Перми не нужен доктор-онколог, проходивший ординатуру в онкоцентре им. Н.Н. Блохина на Каширке и поработавший там, автор 20 научных статей и монографий. Хотя если послушать доктора, то становится понятно, почему он не нужен.

«После учебы в Москве я вернулся в Пермь, здесь я родился, все близкие люди у меня в Перми. Отправил запрос в Министерство здравоохранения и мне сразу же предложили Уинскую районную больницу. Я сразу согласился. Когда ехал сюда, ожидал увидеть избушку на «курьих ножках», а увидел современную больницу на четыре с половиной тысячи квадратных метров, с новейшим оборудованием, с родильным отделением и хирургией с операционной эндоскопической стойкой за 15 миллионов. К этому прилагалась кредиторская задолженность на несколько миллионов, потому что оборудование простаивало, и больница ничего не зарабатывала. Рожать и оперировать, даже банальный аппендицит, отправляли в Кунгур, за сто километров от Уинского.

Жилья в Уинском мне не дали. Я в районной управе спросил, как быть. Мне ответили, что можно жить в больнице, а на большее рассчитывать не стоит. Поселился в пустующей палате гинекологического отделения, которое не работало — врача-гинеколога не было.

Справка «Новой

Уинский район входит в состав Пермского края России.

Районный центр — село Уинское — удален от города Перми на 174 км , от железнодорожной станции Чернушка — на 70 км , от железнодорожной станции Кунгур — на 100 км . Численность населения — 10 647 человек .

В первый день пошел осматривать больницу с предыдущим главврачом Гостюхиным. Он мне дела сдавал. Гостюхин уже был под следствием — его обвиняли в незаконном проведении конкурсов на закупку лекарств. В итоге суд присудил 200 тысяч штрафа и два года запрета на занятие руководящих должностей.

Ну вот ходим мы с Гостюхиным по больнице. На первом этаже стоит человек восточной наружности — какими-то пирожками торгует. Увидел меня, бросился навстречу и спрашивает: «А кому теперь платить?» Я не понял сначала: «У вас есть же договор на торговлю, вот по нему и платите». А он: «Да нет никакого договора, я всегда ему платил». И на Гостюхина показывает.

Позже ко мне пошли вереницей больные, которых, как оказалось, он «фильтровал» для дневного стационара за взятки. Они просто не понимали, как им теперь попасть в дневной стационар.

Еще бывший главный практиковал выписку премий сотрудникам больницы, а люди, когда эти премии получали, тихо несли ему наличными.

Самое страшное — все молчали и терпели. Лор-врач приходила ко мне и жаловалась, что Гостюхин требует с нее последний «взнос», и я как-то стал свидетелем такого звонка. Тут уже не выдержал, убедил ее, что без обращения в прокуратуру этот беспредел не закончится, и эта доктор написала заявление. И закрутилось.

Прокуратура потом выяснила, что Гостюхин для ремонта больнички в селе Суда сколотил бригаду из знакомых, получил деньги за работу, а ремонтом там и не пахло.

Дальше еще интересней. В первые дни стал знакомиться с коллективом, вызывал в кабинет и разговаривал. Дошла очередь до хирурга. Спрашиваю, что умеет оперировать. Она помялась и говорит: «Аппендицит могу». Через пару недель случился больной с аппендицитом. Ко мне прибегает старшая хирургическая сестра: «Вызывайте хирурга из Кунгура! Наша доктор оперировала аппендицит один раз, и то восемь часов. Больной чуть не помер». Доктора этого я вскоре отправил на стажировку в краевую больницу».

Оказалось, что в бухгалтерии штат в 180 человек обслуживало пять бухгалтеров и два экономиста с очень приличными зарплатами. А в краевой больнице на 1500 сотрудников работало 10 бухгалтеров. Главный бухгалтер к окладу в 30 тысяч получал еще столько же по дополнительному соглашению. Я спросил: «А какую дополнительную работу вы делаете?» В ответ получил молчание… и ликвидировал эту надбавку.

А зарплаты сотрудников? Одна педиатр со стажем получала по ведомости при полной загрузке 10 тысяч рублей, а другая — 80 тысяч. А у главного экономиста была еще и ставка дворника. Снег, это понятно, он не убирал…»

Барановский, получив в распоряжение очень специфическое наследство, решил выжать из имеющегося ресурса по-максимуму. В итоге у Уинской больницы появился слишком правильный главный врач.

Пермская медицина в цифрах и фактах

Из краткой характеристики состояния системы здравоохранения на территории Уинского муниципального района по итогам 2016 года:

«В Уинском районе увеличился показатель общей смертности (в абсолютных цифрах со 164 до 192 человек). Естественный прирост населения вновь отрицательный. По итогам 2016 года в запущенных стадиях в 100% случаях регистрируется рак пищевода, легких, желудка. Увеличились запущенные случаи рака головы и шеи, прямой кишки…

Медицинский информационно-аналитический центр министерства здравоохранения Пермского края отправил по медицинским учреждениям письмо следующего содержания: «Уважаемые коллеги! Направляем вам для анализа терапевтических участков еженедельный мониторинг смертности и вызовов скорой медицинской помощи. Напоминаем, что на одном участке не должно быть превышения рекомендованного минздравом показателей, а именно: не более 1 умершего и не более 11 вызовов скорой медицинской помощи в неделю».

В марте 2016 года бизнесмен и общественник Евгений Фридман публично потребовал отставки вице-премьера и министра здравоохранения Ольги Ковтун — соратницы прежнего губернатора Виктора Басаргина. Ковтун в одночасье не продлила контракты с 35 главными врачами региональных больниц.

В мае прошлого года жители с. Березовка и Березовского района Пермского края обратились к журналистам и в инстанции с открытым письмом. Они протестовали против закрытия хирургического отделения в Центральной районной больнице, которое только совсем недавно открылось после ремонта.

Кому нужен Барановский

Все последующие пять месяцев он пытался оптимизировать отведенный ему участок здравоохранения по двум фронтам. Вскоре станет очевидно — представления о доступной медпомощи у молодого доктора и пермского минздрава диаметрально противоположные.

Но он успел. Короткая дистанция — не повод отказываться от разбега.

Больница начала зарабатывать. Идеальная операционная с эндоскопической стойкой плюс приглашенные хирурги из Перми в итоге принесли около миллиона прибыли за десяток прооперированных грыж, холециститов, аппендицитов и геморроя. Стали принимать роды. Всего девять уинцев родилось на своей малой родине — все без осложнений.

За все пришлось биться. За роды — труднее всего.

«Я не мог понять, почему при наличии в штате двух акушерок возят рожениц за 100 километров. Если роды стремительные, то хорошая акушерка и без врача справится. В больнице есть неонатолог, реаниматолог, все, чтобы заинтубировать ребенка. Однажды привезли вечером по скорой женщину — вот-вот родит. Я вы-звал старшую акушерку. Она пришла в больницу и говорит: «Принимать роды не буду. Пусть ноги крестом ставит и везите в Кунгур». Я ей: «Она же по дороге умереть может!» Акушерка наотрез отказалась. Еле успели женщину довезти до Кунгура — в коридоре приемного покоя родила. Я после этого акушерку уволил».

Эти эпизоды, которые шокировали доктора-идеалиста, были здесь нормой. Не для всех — для приспособившегося большинства.

Оказалось, что больница — мини-версия Родины, покалеченная равнодушной и скудоумной властью. Вскоре доктору дали понять, что он здорово заблуждается насчет того, что ему сойдут с рук попытки навести порядок.

Из пермского минздрава позвонили и стали отчитывать: «Что вы себе позволяете? Роды?» Он на все отвечал: «В федеральном законе написано, что гражданин имеет право получать медпомощь где захочет — по месту проживания, учебы, работы».

Барановский апеллировал к правам больных. Это было самое необычное в его поведении и самое неудобное.

Отстаивание прав больных — это ведь не только доступная помощь, это еще и уважение к страданию. А значит, нужно делать все, чтобы пациент не был лишь единицей отчетности в документах для ОМС.

Доктор Барановский стал менять стиль работы. Он начал проводить обходы больных с лечащим врачом и другими специалистами — до него это в больничной жизни не практиковалось. Раз в неделю устраивал врачебные конференции, чтобы анализировать сложные случаи. Короче, испытывал коллектив на прочность и профпригодность.

Глухое противостояние началось, когда он попросил бухгалтерию дать сводку по всем зарплатам и начислениям. Главный бухгалтер тут же ушла в отпуск по уходу за ребенком, причем за внуком, а остальные пять бухгалтеров коллективно объяснили, что в ведомостях не разбираются и зарплату начислять не знают как…

Барановский попросил у пермского минздрава помощи, прислали двух экономистов. Те залезли в компьютер, покопались полдня и тихо уехали. По телефону сказали, что начисление зарплат велось по двойной схеме, не автоматизированно, и они в этом разобраться не в силах. Тогда доктор нашел консалтинговую компанию. Разбор завалов занял две недели. На эти две недели Барановский задержал зарплату.

И именно это стало поводом для того, чтобы ряд обиженных коллег написали на него заявление в прокуратуру.

А он в это время продолжал налаживать работу. Из соседнего села пригласил гинеколога вести прием по выходным. В первый же приемный день выстроилась немыслимая очередь. После доктор сказала: «Я никогда не видела столько запущенных случаев».

Отправил запрос в пермский минздрав на выдачу лицензии по онкологической деятельности, собирался вести прием как онколог. А выяснив, что больница живет практически без дежурного врача, взял на себя эти дежурства. Пятнадцать в месяц. Зарплата на круг — 50 тысяч рублей.

С такими темпами нововведений он мог вылететь из больницы еще раньше. Но до него дошло, что в медицинских кругах бродит сплетня, что он — племянник губернатора, поэтому трогать его опасаются.

«А что вы отвечали на вопрос о родстве?» — «А я уклонялся. Говорил, что предпочитаю не обсуждать это».

Спустя пять месяцев работы Баранов-ского вызвали в минздрав и без комментариев вручили приказ об увольнении. К этому времени подоспела проверка прокуратуры на заявление сотрудников больницы. Выявили следующие нарушения:

1. использовал палату гинекологического отделения в качестве жилого помещения (другого жилья управа ему не дала);
2. заставлял уведомлять сотрудников о собственных больничных, которые они выдавали друг другу (после того как Барановский ввел эту норму, количество больничных с 66 в месяц снизилось до 20);
3. сестра-хозяйка неоднократно стирала и гладила вещи главного врача (доктор отрицает);
4. задержал зарплату на две недели (наводил порядок в бухгалтерии).

Прочитав результаты прокурорской проверки, лично я подумала, что если бы все главные врачи страны имели аналогичный вариант служебного компромата, то у нас был бы приближенный к стерильному административный ресурс.

«Где-то нас лечить надо?»

До Уинского, если ехать рейсовым автобусом, — четыре часа в один конец. Мы с доктором приезжаем из Перми в начале второго, в разгар рабочего дня. Но больница — самое новое и современное строение в Уинском — производит впечатление нежилой. В коридорах пусто и тихо. Идеальная чистота, светлая плитка на полу и двери в стерильные отделения на фотоэлементах. Бывшие коллеги здороваются с доктором через одного.

За время после увольнения Баранов-ского здесь произошло много чего: уволили исполняющего обязанности главного врача, который за короткий срок руководства успел выписать незаконно премии жене-рентгенологу, закрыть хирургическое, сократить койки и 36 сотрудников больницы.

Дмитрий Анатольевич решительно идет вверх. «Я хочу показать вам операционную». Через стеклянную стену видно, что вся аппаратура в операционной отключена, явно что-то уже вывезено. А в бывшей реанимации — склад медтехники. И оттого, что все стоит будто сваленная в кучу старая мебель — не укрытое пленкой, хаотично задвинутое по углам, — возникает ощущение, что все это современное оборудование уже никогда не заработает. Как и кювез, брошенный у лифта. Мы полчаса ходим по этажам. Из встреченных живых душ — несколько человек, ожидающих очереди в физио-кабинет на ингаляцию, этажом ниже — женщина у кабинета ЭКГ с мужской курткой на коленях.

Вера Николаевна Лобанова ждет мужа и рассказывает: «Больница эта хорошая. Вот у нас в Аспе (поселок в Уинском районе. — Н. Ч. ) больницу сократили, я теперь сюда на такси мужа вожу, автобусы только два раза в неделю ездят. Муж у меня сердечник. Туда-сюда смотаться 400 рублей. Не накатаешься. Сегодня на попутных добирались. Надо чтобы были койки нас лечить. Где-то нас лечить надо?»

Следующие собеседники — дежурная бригада скорой помощи.

В разговор вступают не слишком охотно. «Да какая у нас экстренная помощь! Мы — перевозка. Если что — у нас одно слово для всех болезней: Кунгур. Беременных — в Кунгур на консультацию, ИБС (ишемическая болезнь сердца. — Н. Ч. ) — на консультацию. И к хирургу везем, и на рентген. Травматолога у нас нет, кардиолог два раза в неделю по часу принимает, окулист тоже. Роды часто бывают. Но наши беременные привыкли, уже заранее сами все организуют. Сколько ехать? Если быстро — часа полтора. С ребенком несемся за час».

Главный врач Уинской больницы Вылегжанин работает месяц. У него огромный пустой кабинет без единой бумажки на столе.

Разговор с доктором получается короткий.

— У вас очень пусто в больнице. Отчего так?

— Народ всегда приходит утром. Около трехсот человек за день принимаем. Всех уже приняли.

— А сколько отправляете в Кунгур?

— Есть показания — отправляем, нет — не отправляем. Всю помощь оказываем согласно нормативам.

— У вас очень современная больница. Какие у нее перспективы?

— Хорошие. Эта больница будет жить и развиваться.

Уходим мы из больницы по пустому коридору. На первом этаже — ни души.

Весь центр Уинского можно обойти за полчаса. Центральная автобусная станция в кольце магазинов. Здесь красиво — у огромного пруда, примыкающего к сопке, выстроили подобие набережной. Если представить, что в этом месте есть нормальная работа, качественная больница и регулярное сообщение с большим миром, то жить здесь можно. Неплохо жить. Но со всем перечисленным местным не слишком везет.

Обходя Уинское, которое походит на фрагменты пазлов из разных коробок — разрушенные строения прошлого века и сайдинговые коробки для потребностей мелкого бизнеса на одной улице вперемешку, — заходим в старое здание больницы. Барановский, фотографируя большой холл с печкой-голландкой посредине в ошметках отслоившейся краски, опять заводит про свое: «Вы представляете, даже здесь была хирургия, а в новой больнице ее нет»…

В магазине для рыболовных снастей, продавщица на вопрос о больнице заводится с полоборота, не обращая внимания на покупателей: «Да вот как он уехал — вы уж простите, не знаю, как вас зовут (показывает на Барановского), все и посыпалось. У меня ребенок ключицу сломал, а лечить его некому. В Кунгур на скорой повезли. А там ему всего-то бинт в тугой жгут скрутили и плечо замотали. Зачем вся эта больница нужна, если тут такую ерунду сделать не могут? Отгрохали здание, а толку-то… Если у нас тут машина скорой сломается, то мы, считай, все, накрылись…»

Последняя наша встреча — с хирургической сестрой больницы. До хутора, где она живет, по лесной дороге несколько километров. Женщина ждет нас у магазина и сразу начинает рассказывать все, ради чего ждала нас: «Меня зовут Сагура Саводиевна Лужбина. Я 36 лет проработала сестрой хирургического отделения. Когда доктор к нам приехал, хирургию собирались закрывать, а с ним мы оперировать начали. Но нашим докторам не понравилось, что он урезал их ставки. Его убрали, и нас — 36 человек из больницы — сократили с 1 апреля. Люди в поселке недовольны. Нам говорят — реорганизация. Но большинство — за нашего доктора. Он в город людей в онкологию направлял, собирался отделение реабилитации открывать. Я и сейчас пойду за ним, если позовет работать…» На прощание женщина протягивает мне листочки — резолюцию митинга, с подписями односельчан.

Организовать протестный митинг уже после собственного увольнения — это последнее, что успел сделать доктор Барановский для уинцев. Создал прецедент — раньше в пермской глубинке по поводу развала медицины не протестовали. Он успел сказать в мегафон своим бывшим пациентам, что права на достойную медицину надо отстаивать и за больницу надо бороться. Подписалось под резолюцией чуть меньше сотни не слишком здоровых уинцев. В итоге полиция задержала Барановского.

Короче, плохим главным врачом оказался Дмитрий Барановский. Плохим — с точки зрения системы. Боролся за доступную помощь, а должен был за экономическую целесообразность. С целесообразностью у него не срослось. Из принятых в больнице восьми родов ОМС не оплатил ни одни по причине отсутствия на родах обязательного по нормативам врача акушера-гинеколога. Ведь логика любой оптимизации — это чтобы цифры сходились, и поэтому пусть рожающую женщину в ночи везут на раздолбанной машине скорой за сто километров от современнейшей больницы. Она стерпит.

Больница в Уинском — это неизбывная потемкинская деревня. Это фантом, прикрывающий воинствующее равнодушие власти к собственным гражданам. И уникальная патологическая убежденность местного начальничка, местной тетеньки из бухгалтерии с тройным окладом, местного чиновника, что уж они-то ни при каких обстоятельствах не попадут в переплет, когда хирург в уинской больнице окажется их единственно возможным шансом не сдохнуть от прорвавшегося перитонита.

На прощание спрошу у доктора, почему он так отчаянно бьется за больницу. Очевидно же, что проиграет. Уже проиграл. Он ответит непростительно банальной фразой: «Мне очень жалко людей».

P.S.

За минувшие месяцы в жизни Дмитрия Анатольевича произошли следующие события:

Кировский районный суд отказал док-тору в удовлетворении иска к Уинской больнице. Доктор требовал признать факт его работы как дежурного врача и зафиксировать его в трудовой книжке.

В окно квартиры, где он живет с семьей, влетела здоровая глыба льда.

Попытки найти работу по специальности в Перми оказались безуспешными.

Прокуратура Уинского района признала незаконным закрытие родильного отделения больницы.

Дмитрий Барановский – молодой специалист в области онкологии. Этим летом он занял то самое единственное кресло онколога в Ялтинской городской больнице. За плечами 30-летнего мужчины - стаж работы в московских клиниках. Менее года назад он работал главным врачом в Уинской районной больнице Пермского края. Правда, пытался отстоять права пациентов, поэтому продержался там недолго.

После увольнения из материкового медучреждения он 24 февраля этого года организовал в Уинском митинг за сохранение медицины от «оптимизации», на который вывел сотню человек.

Такими лозунгами поддержали Барановского россияне

Отстаивание интересов пациентов медик продолжил и в Ялте.

«Он буквально выбивал для нас направления на обследование»

Как рассказала «Примечаниям» Алла Кирячек – одна из пациенток Дмитрия, руководство ялтинского медучреждения к молодому онкологу изначально относилось насторожено. Когда Дмитрий выписал ей направление на обследования в Симферопольский онкоцентр и в республиканскую больницу им. Семашко, то заведующий хирургического отделения, к которому после оптимизации приплюсовали онкокабинет, отказывался их подписывать. Барановский помог Алле, он буквально ходил выбивать подписи.

«Я наблюдаюсь почти 10 лет у онколога, и получить какое-то направление раньше было невозможно», - говорит женщина.

Алла была не единственной, кому Барановский выписал направления на обследование. Но, даже получив заветный бланк, в Симферополе ялтинцы оказались нежданными гостями.

Выяснилось, что между медучреждениями должен быть подписан договор на обслуживание - который за 4 года пребывания Крыма в России Ялтинская больница так и не заключила. Потом по-тихому руководство учреждения всё же соблюло формальности. «Полтора месяца назад Общественный совет и Горсовет Ялты продавили решение этого вопроса, но это было уже после заявления Барановского», - пояснила Алла.

Спасение людей – это борьба против системы

Барановский не скрывал, что в Ялтинской больнице нет возможностей для лечения онкобольных.

«Не создаются элементарные условия: нет шпателей для осмотра полости рта, нет перчаток, нет медицинской сестры, на минувшей неделе у меня отняли смотровую»,

Так описывал свои трудовые будни медик.

Когда его откровения о бардаке в крымских больницах попали в СМИ, отношения с руководством больницы стали еще более натянутыми. После многочисленных обращений пациентов с просьбами помочь, Барановский рассказал журналистам российского телеканала о том, как

ялтинцам отказывают в прохождении бесплатных обследований, из-за чего они вынуждены обращаться в частные клиники.

Репортаж попал в эфир 19 декабря, а уже 21 декабря на критика нашли управу: уволили по статье «за систематическое неисполнение обязанностей».

Борец за права больных оказался неугодным для руководства крымской больницы. Приказ об увольнении ему вручили прямо во время приема больных.

«Меня не надо жалеть. Жалейте пациентов, оставшихся без врача»

«Мое увольнение относится к разряду «не ко двору», - пояснит Дмитрий. - Я не скажу, что этот уход был для меня полной неожиданностью. Да, было неприятно, но эта травля была запланированной со стороны руководства».

По словам Дмитрия, отношения с руководством медучреждения обострилась после того, как он начал говорить во всеуслышание о своих правах и о правах пациентов.

«Я как-то предложил [главврачу ялтинской больницы №1] господину Савельеву пройти по кабинетам, и посмотреть в каких условиях работают его сотрудники», - поясняет врач. В ответ от руководителя медик услышал отказ, аргументированный тем, что для ревизий у Савельева есть специально обученные люди. Но естественно, что проверки попросту никому не были нужны.

Беда онколога, видимо, еще не только в том, что он давал направления на обследования, которых ранее горожане не могли добиться, но и в человеческом отношении к пациентам, которых он осматривал даже после окончания рабочего дня.

«После работы я оказался в Ливадийской больнице, чтобы навестить свою пациентку, - вспоминает Дмитрий. - Ощущение было жуткое. Я шел по коридору, а из палат выглядывали и другие мои пациенты, которые просили их посмотреть. Я, конечно, посмотрел каждого. А на другое утро раздается телефонный звонок от заведующего отделением. Я слышу упрек. Уже тогда я понял, что отношение ко мне определенное».

За неделю до увольнения Барановский просил чиновников вмешаться в его открытую конфронтацию с руководством.

«На мой звонок в совет министров Крыма с просьбой вмешаться в ситуацию, я услышал поразительную фразу: «Савельев сделал очень благородный поступок, он вас пожалел, когда взял на работу», - делится Дмитрий. - Я повесил трубку.

Меня не надо жалеть. Я не купил свой диплом в переходе в Москве. У меня хорошая школа. Я врач, член Ассоциации онкологов РФ, член ассоциации паллиативной медицины. Жалеть нужно себя за неорганизованную систему здравоохранения. Жалеть нужно пациентов, которые остались без врача».

На момент написания материала главный врач Ялтинской городской больницы Владимир Савельев не отвечал на звонки «Примечаний». В его приемной сообщили, что руководителя нет на месте, и прикрылись бюрократической уловкой, заявив, что беседа с руководством может состояться только в эпистолярном жанре - в виде информационного запроса.

Барановского поддерживают больные. «Он был неудобен для руководства больницы, защищал права пациентов, - говорит Алла. - Мне очень жаль, что этот доктор уволен. Это был внимательный и неравнодушный человек».

Пока в ялтинской больнице нет онколога, горожанам придется либо наблюдаться у платных специалистов, либо выбивать направления в Симферополь. И если вдруг в крымской столице выяснится, что у больных не хватает какой-либо справки или печати, то им предстоят челночные заезды.

Ведь нужную бумажку можно получить только в медучреждении, к которому прикреплен пациент - а от Ялты до Симферополя 80 км. Это все, что необходимо знать о медицине в Крыму.

Сам Барановский проблемы местной медицины комментирует так: «Беда Крыма в том, что Россия пришла в Крым, но Крым не пришел в Россию. Тотальное незнание нормативно-правовых актов, порядков оказания помощи по профилям приводит к той проблеме, которая есть сегодня - безграмотное оказание медицинской помощи и неумение организовать процесс».

Сейчас Дмитрий готовит документы в суд, чтобы оспорить законность своего увольнения. Встанет ли Фемида на его сторону, неизвестно.

Впервые в России врач и музыкант создали совместный некоммерческий проект « Классическое искусство – здоровье нации».

1", "wrapAround": true, "fullscreen": true, "imagesLoaded": true, "lazyLoad": true , "pageDots": false, "prevNextButtons": false }">

Накануне премьеры проекта в историческом Сафоновском зале Кисловодского курзала лауреат международного и отечественного медицинских форумов (как указано на афише) Дмитрий Барановский и заслуженная артистка России, директор Северо-Кавказской госфилармонии Светлана Бережная встретились с журналистами, чтобы рассказать о первой части проекта, которую они назвали « Музыка – свобода от рака».

Понятно, должны быть веские причины, чтобы два высоких профессионала при чрезвычайной загруженности решились потратить уйму времени и сил на проект, не сулящий скорых дивидентов.

– Чтобы за такое браться, надо свято верить в то, что это нужно людям, – отметила Светлана Бережная.

К этой вере каждый шел своим путем. Дмитрий Барановский окончил знаменитое Пермское хореографическое училище, воспитавшее немало звезд мировой величины. Пять сезонов он танцевал на престижной сцене Пермского театра оперы и балета.

Однако судьба распорядилась так, что в конце концов призванием Дмитрия Барановского стала медицина. К тому располагали семейные традиции: прабабушка была выдающимся онкологом, профессором. Дмитрий с блеском окончил медицинский институт, ординатуру. По словам доктора, ныне он является членом Ученого совета Третьего медицинского университета, и практикует в ведущих онкологических клиниках Москвы и Санкт- Петербурга.

Право, поначалу было странно слышать от этого успешного, обласканного признанием коллег доктора упоминания о карме, о реинкарнации.

– Я признаю как современную официальную медицину, так и несовременную, неофициальную. Моя практика показывает, что сочетание обоих подходов приносит хорошие результаты в лечении рака, – пояснил доктор.

Светлана Бережная в музыку погрузилась с пяти лет от роду. Казалось бы, для нее не существует ничего, кроме музыки, а в последние годы еще и административной работы с музыкантами. Ан нет, признается, что, часто бывая с концертами в Швейцарии, Италии (Бережная – известная в Европе органистка), познакомилась с теми современными течениями в западной философии, которые особое внимание уделяют духовной сущности человека. Она убеждена, что десятилетиями практиковавшееся в нашей стране официальное безбожие, охаивание любого упоминания о духовности нанесло большой урон нравственному здоровью нации. Светлана Бережная подчеркнула, что занимается йогой и о пользе медитации знает не понаслышке.

Несколько лет назад Светлана Бережная создала музыкальную программу « Антистресс. Релаксация».

– Мне многие предрекали провал. Говорили: « Что, в Кашпировского решила поиграть?» – вспоминает С. Бережная.

Однако программа обрела множество поклонников и до сих пор звучит в концертных залах. Как говорится, звезды сошлись: Барановский и Бережная осознали, что у них много общего во взглядах на мир и человека. А конкретнее на здоровье, на профилактику тяжелых недугов.

Лечить нужно не болезнь, а человека. Нужно перенаправить его сознание на позитив, на свою внутреннюю сущность. И здесь музыка может стать огромным подспорьем. Например, доказано, пояснил доктор Барановский, что рак щитовидной железы очень часто возникает вследствие расстройства гормональной функции организма. К нему сплошь и рядом приводят стрессы, в которые люди сами себя загоняют. Измени человек свое отношение к миру – и удастся избежать недуга. А по силе эмоционального воздействия мало что может сравниться с классической музыкой. Или другое, недавние исследования отечественных и зарубежных ученых показали, что кристаллы воды, из которой на 70 процентов состоит наше тело, обладают памятью, в том числе и на воздействие музыкой. Таким образом проект « Классическое искусство – здоровье нации» призван устранить глубинные причины заболеваний.

Выступления, вход на которые будет свободным для всех желающих, планируется строить так: Дмитрий Барановский на высоком профессиональном уровне, но доступно и увлекательно демонстрируя фото и видео, будет рассказывать о раке и методах его профилактики, а Светлана Бережная, исполняя на рояле произведения Моцарта, Баха и других выдающихся композиторов, проиллюстрирует главную мысль проекта: человек должен сам созидать свою духовную сущность. А высокий духовный настрой и телесное здоровье тесно взаимосвязаны.

Пока авторы проекта не определились, как долго они смогут его продолжать. И у Светланы Бережной, и у Дмитрия Барановского есть множество других обязательств. Но как бы там ни было, свою задачу они видят в том, чтобы заронить семя. Как оно взойдет и будет ли развиваться, покажет время.